Небо за стёклами [сборник] - Аркадий Миронович Минчковский

чем они не уславливались. Он сказал, что завтра у него тренировка. Бросили друг другу на прощание «увидимся» и разошлись.

Переждав на лестнице несколько минут, Валя бегом бросилась в хозяйственный магазин и вскоре уже, запыхавшись, предстала перед матерью с сеткой, наполненной пачками порошка.

— Ты где же это была? Я уж не знаю что и думать!

Валя быстро стянула пальто, повесила его на плечики, сняла шапку и, отряхнув ее, повернулась к матери:

— Была, мама. Ну, так получилось… Бывает же. Не сердись, пожалуйста. Я тебе помогу постирать… Мне даже хочется…

Помнилось, как пришла в понедельник на фабрику. Еще приближалась к проходной, тревожилась — а ну он ждет у входа или во дворе, где расходятся корпуса. По дороге задумывала, какие они скажут друг другу первые слова. Или прищуривала глаза и видела его сидящим рядом за столиком со сдвинутой на затылок шапкой и прядкой волос, спадающих на лоб, А то вдруг ей казалось, что ничего этого не было — субботнего утра, темного зала кино. Не было и его. Не было потом и улицы с заснеженными липами и пузырьков в ледяном шампанском — все это ей просто померещилось.

Когда подходила к фабрике, казалось, что все знают, как она, забыв обо всем, побежала за Вадимом, стоило ему только ее позвать. Знают и посмеиваются. Больше всею боялась той минуты, когда встретится с ним и все, кто будет рядом, увидят, что с нею делается.

С этими мыслями и дошла до своего цеха и удивилась, что никто и ни о чем ее не спросил и любопытных взглядов не было. День начался, как обычный рабочий день. Юлия Федоровна назначала операции. Дружно стучали машины, ползли из-под иглы клинья маркизета, звучало радио…

Для всех, но не для неё.

За окнами синело, и валил мокрый снег. Шили при электрическом свете, как и в начале зимы, а для нее словно пришла весна. Сегодня любопытная Лера к ней не проявляла внимания. Не до Вали ей сейчас. По приметной бледности лица можно было догадаться, что выходные дни Тараканенко не проскучала дома. Если бы Лера пригляделась к Вале Дорониной, она бы с удивлением заметила, что пришла та на работу в своих чуть ли не лучших туфлях и что волосы Вали были прибраны с особой тщательностью, а глаза смотрели живо и весело.

Все-таки не прошло незаметным Валино настроение. Когда она сдавала работу, Юлия Федоровна спросила:

— Ты что это сегодня такая?

Валя покраснела, но сделала вид, что не поняла вопроса.

— Какая?

— Как именинница выглядишь.

— А-а, в гости иду к подружке. День рождения, — по-прежнему краснея, солгала Валя.

В перерыве Валя пошла в столовую. Среди ребят Вадима видно не было. Напрасно она задержалась и после конца работы, сделав вид, что хочет закончить операцию. Он и не заглянул в цех.

В одиночестве шла домой. Началась оттепель, и под ногами было мокро. Не жалея дорогих туфель, она ступала по раскисшему снегу. Она прикидывала, чем сейчас займется дома и как проведет вечер. О Вадиме старалась теперь не думать. И вдруг он вырос перед ней, кажется на том же месте, что и в субботу.

— Здравствуй!

От неожиданности Валя вздрогнула. Стоял улыбающийся, руки в карманах пальто.

— Ты как здесь, откуда?

— Обогнал тебя и жду.

— Как же успел?

— Уметь надо.

Довольно улыбнулся.

— Я тебя видел сегодня. Два раза. Утром и потом…

— Почему же не подошел?

— Да так. Не хочу, чтобы на фабрике видели. У нас механики — горлопаны, и потом девчонки… Тебе тоже зачем… Пошли опять в кино. Я билеты еще вчера взял. «Великан» на Петроградской. Новая комедия идет. Посмеемся. Начало в двадцать. Дуй домой, поешь, — он посмотрел на часы. — Я через час подгребу сюда же.

— Спасибо. Я занята сегодня. Я не могу, — сказала Валя.

— Занята? — кажется, он удивился. — Чем?

— Есть дело.

Вот какой! Она должна по первому его зову бежать, куда ему вздумается… А сам не подошел на фабрике, боялся, увидят ребята. Ну и что? Почему? Выходит, можно смеяться над тем, что он дружит с такой девчонкой. И билет опять взял в кино куда-то далеко, не хочет, чтобы их замечали вместе. Еще полчаса тому назад она была бы счастлива, если бы Вадим опять позвал ее, но теперь нет, как бы ей того ни хотелось…

— И нельзя?.. — продолжал он.

— Не могу.

Взглянула на Вадима и вдруг увидела, что он совершенно скис. Растерянно топтался на месте. Для чего-то вынул из пальто два соединенных билетика и печально смотрел на них. Вале даже сделалось жаль его. Он славный и, наверное, совсем бесхитростный, а может, к тому же еще и стеснительный, потому и боялся, чтобы их увидели. Но отступать было поздно. Нельзя было отступать.

— Пойди с кем-нибудь, — посоветовала Валя.

Он взглянул ей в глаза так, словно хотел сказать: «С кем я еще могу пойти?» Но ничего не сказал и убрал билеты.

О чем еще было говорить? Оба помолчали.

— Ну, пока тогда. Я пойду, — сказал он.

— До свиданья.

Так и разошлись.

Весь вечер у Вали было плохое настроение. Мать, заметив это, не трогала ее. Пробовала читать — не шло.

Смотрела старую картину по телевизору и ловила себя на том, что совсем не вникает в то, что происходит на экране.

Спать легли рано. Пока не уснула, виделся ей Вадим, как он стоял смущенный с билетиками в руках. Сперва ей сделалось даже жаль Вадима, не обидела ли она его? Но потом гораздо больше пожалела себя. Что-то не выходит у нее в жизни, не получается. Вроде девчонка как девчонка, а вот другие носятся, веселятся, любовь крутят, а она что?! Неужели же у них тут и конец?! Ведь сама она… Но как же быть иначе, как?!

Нет, концом это не было.

Несколько дней не виделись.

Вадим не подстерегал ее больше на улице. Не встречала она его ни на фабричном дворе, ни в людных коридорах в часы перед началом работы или к вечеру.

На третий день он окликнул ее неподалеку от фабрики. Она шла домой.

— Валя!

Не останавливаясь, повернула голову. Старалась держаться как можно спокойнее.

В руках его был туго набитый небольшой портфель. Вадим пошел рядом, спросил:

— Что завтра вечером делаешь?

— Не знаю.

Не могла она ему опять сказать, что занята, что у нее дело. Ведь обрадовалась так, что только и думала: лишь бы он не заметил ее волнения. Нет, он не забыл о ней.

— Завтра у